Валентин Русаков - Трехречье[СИ]
Кивнув в знак благодарности, я вынул посмотреть нож, это была классическая финка, лезвие сантиметров двенадцать в длину, ширину не более трех и толщиной миллиметра четыре максимум. Начал было пристраивать ножны на пояс, но Варас вдохнув, потянул пальцем за шнурок и сказал:
— На шею.
— Понял, — ответил я, и накинул ножны себе на шею.
— Тут много всего, и не пойму что с собой можно взять, — кивнул я корзины.
— Я помогу тебе собрать еды в дорогу, — сказала Дарина, — и вот тебе подорожный лоскут.
Дарина положила на стол плотно скатанный кусок материи. Я развернул его встряхнув и начал вертеть, пытаясь определить где верх и где низ, точнее направления света.
— Вот тут наш дом, — показала Дарина на вышитый красной нитью маленький кружок.
— Понятно… т. е. север тут?
— Да.
— А это что?
— Это протоки… Вот три реки, это горы, тут земли икербов… вот я отметила коротким стежком границы княжества примерно, — сказала она положив «лоскут» размером примерно метр на метр рядом на лавку.
— Ты что же, всю ночь ее вышивала?
— Что ты, я ее давно начинала делать уже… просто вот решила быстро закончить. Такие подорожные лоскуты можно в любой лавке у портного купить.
Я внимательно посмотрел на это «народное творчество»… конечно, речи о масштабе не шло даже близко, все очень схематично и приблизительно, но в то же время более-менее понятно.
— Это дороги?
— Да дороги… а вот это многодворца, вот так я каменок сделала, так заимки. Конечно, таких подворий как наше много в княжестве я их и не отмечала вовсе, только наше и тетушкино.
— Подожди, что такое многодворца, каменок?
— Если живет не одна семья, а много и есть постоялый двор это многодворца, а если еще больше людей и дома каменные как у нас, площадь рыночная, лавки торговцев и умельцев то это уже каменок.
— Ага, понятно. А названия есть у них?
— Есть конечно, — улыбнулась она, — только если все названия еще вышивать, то это большой получится подорожный лоскут. Захочешь с названиями — купишь, как разбогатеешь, дорогие они.
— Толку то, я по вашему только разговаривать умею…
— Я тоже не особо грамоте обучен, — пожал плечами Варас, — это Чернава у нас умеет, да вот Дарину научила.
— Значит, мое неумение читать и писать никак меня не выдаст?
— Нет, тут будь спокоен.
— Это хорошо, — выдохнул я и плотно сложив «карту» убрал ее в торбу.
— Ешь Никитин, — сказала Дарина, подвинув мне миски с завтраком, — а я пока посмотрю, что тебе собрать из еды с собой.
— Ладно я соберусь пока… еще к Ласу сплаваю как тебя высажу, а ты неси все к лодке, — сказал Варас, когда мы молча позавтракали.
— Я провожу, — подскочила Дарина.
С торбой за плечами я вышел из дома, осмотрел подворье Вараса… хорошо у него тут… и отправился в сопровождении Дарины по тропе к мосткам. Сгрузив свою ношу в лодку, я повернулся к Дарине.
— Вы тут тоже осторожно… Если вдруг будут спрашивать, так и говорите, мол подзаработал подмастерьем да подался в городище.
— Угу, — грустно кивнула Дарина сидя на мостках и опустив ноги в лодку.
Я присел рядом с ней и легонько толкнув ее плечом сказал:
— Не грусти Дарина, может и свидимся еще.
— Дай мне руку… другую, — оглянувшись на тропу от дома сказала Дарина.
Я протянул ей правую руку.
— Вот… это… эм… на память, — сказала она и повязала мне на запястье узкую плетеную разноцветную ленточку, напутав каких то чудных узелков и прикрыв рукавом, затем подскочила и побежала к дому, крикнув не оборачиваясь, — прощай Никитин!
— Прощай… Амазонка, — тихо сказал я, глядя ей вслед.
Вдоль берега озера мы проплыли не долго и затем свернули в протоку.
— Хочешь попробовать? — сказал Варас кивнув на длинное весло.
— Давай, попробовать стоит.
Грести было совсем не трудно, вероятно это из-за формы корпуса лодки, хотя со стороны моя гребля выглядела явно не уклюже. Попутно я смотрел по сторонам… по обоим берегам протоки за камышом местами виднелся кустарник, а дальше редкий лес. Варас сменил меня спустя примерно час, когда протока сузилась до метра. Я посмотрел в воду, она была мутного, зеленого цвета.
— Скажи Варас, а очищать воду пробовали?
— Да, когда-то давно… очень давно. И углем от жженого дерева, и даже серебром с золотом… и колдуны порошки разные пробовали.
— И что?
— Ничего, вода вроде чистая выходила… но темнота в ней все равно. Люди сначала обрадовались, пили ее, день-другой, не все конечно, но много кто пил. А затем стали дети родиться изуродованные тьмой… Даже время так давнее называют — «время детей темноты», плохие тогда времена были, как у хранителей на камнях записано.
— Каких камнях?
— В городище есть стена времен, из множества камней вкопанных в землю построена, и на этих камнях хранители историю пишут.
— И что пишут?
— Не знаю, я ее только видел, стену эту, а вот те кто может читать говорят что о княжестве нашем написано и как люди жили, про героев и войны написано, про неурожаи и засухи… про разное написано… О, вот и мосток.
— Приплыли?
— Да, от мостка налево и иди, еще засветло до Окраинного многодворца доберешься, там постоялый двор есть, переночуешь и дальше отправляйся… не задерживайся там.
— Хорошо, — ответил я выбросив на берег торбу и затем выпрыгнув из лодки, — прощай Варас, хороший ты человек, храни тебя гос… Эм… Пусть Большая Луна хранит тебя.
— И тебе дороги ровной под Большой Луной, — ответил Варас, и проплыв под мостиком продолжил свой путь.
Проводив взглядом Вараса, я присел на небольшой валун и достал «карту». Так… Варас сказал, что до ближайшей деревни, т. е. по-местному многодворца, я особо не спеша доберусь засветло… ага, вот она на «карте», как раз у развилки стоит. Что ж, посидев немного на валуне, я покурил, сжег пустую пачку и отправился по дороге.
Трехречье, Городище.
Главный дом судейской стражи.
Полюбовавшись еще немного на ровные строки своих последних записей, Старший Хранитель Княжеского Суда удовлетворенно вложил темно серый лист бумаги в деревянную шкатулку, блестящей красным лаком на солнечном свете, падающем из окна на стол, и спросил у стоявшего перед столом посыльного судейской стражи:
— Ты уверен? Зверовой не мог напутать?
— Нет… Он два дня ждал, один из болотных котов так и не вышел на заклинание.
— И что ты думаешь?
— Думаю… надо послать отряд стражи на болота. Могла и утопнуть зверюга.
— А съесть ее разве не могли?
— Могли и съесть, в тех местах кроме клыкастой гиены хватает других тварей.
— Ладно, отправьте отряд стражи и Севона — младшего хранителя с ними, надо амулет найти.
— Слушаюсь, — ответил посыльный и вышел из комнаты.
Старший Хранитель встал из-за стола и прошелся несколько раз по комнате, задержался у окна выходящего на городскую площадь, в плотную к которой напротив каменного трехэтажного здания суда пристроились торговые ряды рынка.
— Странно, — подумал он в слух, — весь выводок болотных котов молодой, три лета только прошло со дня как их выпустили там…
В дверь постучали, она приоткрылась и из-за нее уверенным голосом спросили:
— Разрешения прошу…
— Входи брат Севон, — ответил Старший Хранитель и пошел на встречу гостю.
В комнату вошел крепкого телосложения молодой человек, густые и длинные черные волосы собранные тесемкой на затылке в хвост, черные же аккуратные бородка и усы. Поверх синей рубахи из дорогой ткани, была одета черная кожаная туника, на широком поясе поверх которой висел короткий меч. Богатые штаны также синего цвета были заправлены в невысокие сапоги.
— Ты уже совсем мужчина Севон, — сказал Старший Хранитель обняв гостя, — очень жаль, что твой отец не дожил до этих светлых дней… Благословен будет его прах.
— Я надеюсь боги расскажут ему обо мне, Старший Хранитель.
— Ну что ты Севон, если мы наедине, то не стесняйся, можешь называть меня дядюшкой.
— Хорошо дядюшка Арас.
— Как матушка, как поживает моя любимая сестра?
— Благодарствую дядюшка, с матушкой все хорошо.
— Присаживайся, выпей меда. Вот что я хочу поручить тебе мой мальчик… на северных границах, в болотах, пропал один из наших зверей, что под заклинанием… Тебе нужно будет отправиться туда с отрядом стражи и найти амулет, который был на нем.
— А если амулет в болоте?
— Ну значит такова воля богов, а если туша болотного кота где-то гниет там на доступном участке, то я надеюсь ты понимаешь какая это опасность?
— Да дядюшка, понимаю, амулет усиливает магию многократно и нельзя допустить, что бы он попал в руки к магу с затемненным сердцем.